Мы никогда не узнаем, сколько детских судеб исковеркал антисиротский закон, поскольку мы не знаем, какие именно дети обрели бы семью в Америке, если бы им этого не запретили. Чиновники продолжат заседать в теплых кабинетах и, перебирая бумажки, сурово хмурить брови: 650 тысяч детей в России воспитываются вне семьи. Да, ужас. Но не ужас-ужас, поскольку смотреть на такую цифру можно только с птичьего полета, а с птичьего полета не разглядишь, как каждый из этих 650 тысяч каждую ночь плачет в подушку и ждет маму, которая никогда не придет.  Можно продолжать орлиный полет, а сужать круги ни к чему — а то ненароком заметишь, как где-то там, в глухой провинции, старшие детдомовцы насилуют младших, а потом демонстративно отсаживают их от себя в столовой — как большие. Как в тюрьме.

Или представить себе детей, которым уже сказали, что у них есть свой дом, правда, не здесь, не в лучшем из миров, а в Америке. И эти дети, как назло, уже видели своих заокеанских папу и маму и, вместо того чтобы плакать по ночам в подушку, с надеждой ждут своих новых родителей. Но не дождутся, потому что на загадочной родине вышел закон, по которому мы лучше гордо и бестрепетно сгноим цветы нашей жизни в родном суглинке, но не отдадим их туда, где наших воров и убийц не хотят видеть.

А если совсем спуститься с высот и очутиться, например, в Петербурге, то нетрудно заметить, что в городе трех революций таких детей ровно 33 души. В доме ребенка № 13, что на канале Грибоедова, — 7 душ. Это вообще не совсем обыкновенный дом ребенка, там уже несколько лет идет эксперимент. Петербургские психологи, объединившись с американскими коллегами, обнаружили, что брошенное дитя, живя в казенном заведении с рождения, за 3-4 года проходит через многие десятки рук, что не успеют у него зародиться привязанности — к такому же малышу в соседней кроватке, к нянечке, к воспитательнице, как его маленькую любовь тут же сокрушают, не со зла, а потому что таков распорядок — в определенном возрасте перейти в другую комнату, потом еще в одну, быть переданным другим воспитателям, третьим, четвертым, пятым. И у ребенка наступает эмоциональная катастрофа, а в карточке пишут: задержка психического развития. И как бы с ним ни занимались, он мало что усваивает, в силу отсутствия главного фермента детского успеха — любви. Эксперимент прост, как апельсин: дайте ребенку постоянно общаться с двумя-тремя взрослыми, живя в одной и той же комнате с постоянными соседями — и он ту же обгонит сверстников, которых перекидывают как мячик из рук в руки.

В отдельно взятом доме ребенка № 13 это поняли, и дети там не выглядят несчастными. Но директор Наталья Никифорова, в отличие от Жириновского, все равно не считает, что ее пусть и выдающееся учреждение — предел мечтаний для маленьких детей. Поэтому тот факт, что семь ее воспитанников после принятия антисиротского закона, скорее всего, не увидят своих американских семей, она восприняла как личное горе. Дом ребенка, детский омбудсмен Светлана Агапитова и даже Комитет по социальной политике написали в Москву запросы — что делать с 33 петербургскими сиротами, попросили отпустить их, раз уж у них почти появились семьи. Ох, уж это почти!

Полярные медведи могут быть самыми страшными и опасными хищниками, однако и они нуждаются в любви и товарищеских объятиях.

Эти два огромных белых медведя были застигнуты в момент интимных объятий, 42-летним российским фотографом-натуралистом Алексеем Тищенко, на территории канадской провинции Манитоба (Manitoba).

Со стороны кажется, что эти мощные существа достаточно грубы и могут поранить друг друга, но это только кажется, на самом же деле они полны нежных чувств, которые переполняют их. Они так заняты собой, что совершенно не замечают притаившегося в нескольких метрах от них фотографа. Мощные хищники демонстрируют свою мягкую сторону, позволяя нам с вами узнать их с другой более чувственной стороны. Этот трогательный момент Алексей смог зафиксировать на свою камеру совершенно случайно.