Однажды друг детства, тяжело раненный в 1941 году под Москвой, привел Григория Дутина во франкфуртский клуб, где встречаются немецкие ветераны минувшей войны -"познакомиться со своими ребятами".
"Там оказалось пятнадцать человек, - рассказал советский ветеран. - Всех попросили зарегистрироваться, указать, кто где служил.
Мой друг подошел, его записали, а я стою в стороне, а тот, кто регистрировал, говорит мне, а вы чего не подходите. А я, говорю, не из ваших подразделений. Мой друг тогда говорит мне: подойди и скажи, откуда ты. Я подошел. Мне вновь задали вопрос: из какой части? Отвечаю: вторая дивизия народного ополчения Сталинского района Москвы. Тот хлопает глазами: чего? я не понимаю. Тогда мой друг стал ему разъяснять, и все, бывшие в зале, услышав наш разговор, сразу сдвинули столы, посадили меня посередине. Они мне свое рассказывали, а я им свое. Мы просидели там почти целый день. Обедали, потом кофе пили, потом шнапс заказали. Ну, я хотел рассчитаться. Они говорят: нет, ты наш гость".
Григорий Лазаревич Дутин (Дутине) - человек с поистине уникальной биографией. Русский по отцу и немец по матери, он родился в 1922 году во Франкфурте-на-Майне, где жил как гражданин Германии до 1936 года, и потом вновь поселился на берегах Майна в начале 90-х годов, с легкостью восстановив немецкое гражданство. А между этими масштабными вехами своей жизни - защищал в 1941 году в рядах народного ополчения родную Москву, сидел затем как немец в трудовом лагере, откуда бежал, а в 1945 году... уже брал Харбин, после войны трудился "на гражданке" в России, заработал, тем не менее, немецкую пенсию, пользуясь сейчас почетом, уважением и деятельным вниманием со стороны своих обеих родин. В эти дни он добавил к своим наградам, среди которых - Орден Отечественной войны II степени, юбилейную медаль "65 лет Победы в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг.".
"Я очень богатый человек, потому что у меня две родины, - рассказал ветеран. - Здесь я скучаю по Москве, а когда я в Москве - по Германии. По- русски моя фамилия Дутин, Григорий Лазаревич. По-немецки - Дутине. Я здесь родился в 1922 году. Отец попал во Франкфурт-на-Майне, будучи русским военнопленным. Вместе с будущей женой, немкой, работал на фабрике. Отец участвовал в Германии в коммунистическом движении, и, когда начались преследования, ему пришлось бежать обратно на родину. А мы, члены семьи, в 1936 году приехали в Москву к отцу. Учился я вначале в русской школе. Там мне долго продержаться не удалось, потому что мальчишки меня дразнили "немец-перец, кислая капуста - съел мышонка без хвоста и сказал: как вкусно". И мне пришлось все время с ребятами драться. В один прекрасный день я маме сказал, что больше в школу не пойду. Поступил в немецкую школу имени Карла Либкнехта. В параллельном классе учился Маркус Вольф. В 1938 году школа была закрыта. Хотел поступить в ФЗУ (фабрично-заводское училище), а без 7 классов туда не брали, и я пошел работать учеником- электромонтером на ткацко-прядильную фабрику.
"Многие сейчас говорят, что так страшно было в сталинские времена. Я этого на себе не почувствовал. Вот примеры. У меня была ночная смена, и мы с напарником начали хулиганить, боролись, он меня все прижимал в угол к стенке... А в углу стоял на постаменте бюст Сталина, и я как толкнул этот постамент. Помню, оглянулся, а он так покачался, покачался и упал, пол цементный был, и бюст - вдребезги. Я к чему говорю - меня не посадили. Профсоюз пригласил на разбирательство, потом - комсомольская организация. Как это случилось? Я объяснил, и мой напарник тоже сказал, что вот боролись и так получилось. Мне дали аванс с зарплаты. И я пошел на Кузнецкий мост, где был магазин "Знамя", в котором продавались всякие бюсты, знамена и подобные атрибуты. Я купил там бюст, и с этим бюстом в обнимку пришел на фабрику, поставил его обратно на постамент. И все - меня не арестовали и не посадили. И опять же на заводе у меня второй такой случай был. Работал тоже в ночную смену. Я должен был установить в цехе новый мотор для нового станка, который был куплен в Германии. Я приготовил салазки, все разметил, залил цементом, потом стал крутить мотор. Мне показалось, что он туго вращается. Я решил, что, наверное, перетянуты скользящие подшипники. Я шпильки освободил, стал молоточком так постукивать, пробовал - легче или тяжелее. Потом стукнул посильнее - и совсем заклинило, повернуть не могу. И я ничего сделать не мог - последний удар, и чугунная крышка разлетелась вдребезги. И меня опять не посадили"...
"Когда началась война, - продолжал ветеран, - все ребята нашего двора в тот же день пошли в военкомат. Нас, наверное, было человек 10-12, и никто из нашей группы, кроме меня, не пережил войну. Нас посадили в большой комнате, переписали всех. Помню, принимал нас капитан Матрин. Говорит, ребята, идите домой, сейчас мы еще не берем никого. Потом возьмем и не забудем. 3 июля выступал по радио Сталин. В своем выступлении он призвал создавать народное ополчение. И 6 июля ополчение уже создавалось. Отец пошел в ополчение, я отправился его провожать. Это в Сталинском районе было. И отец мне говорит: "Давай, оставайся со мной, все равно со дня на день тебя в армию возьмут". Я отвечаю, ну что же, давай, и остался. Никаких документов у меня при себе не было. Меня комиссар не хотел принимать, но отец хлопотал и добился. В общем, я попал во вторую дивизию народного ополчения Сталинского района. Я в ней прослужил до 16 октября, пока не попал в окружение. Это было под Вязьмой, село Богородицкое. Коридор был где-то, наверное, 500 метров ширины и около километра длиной. И вот через него - между двумя косогорами - мы и выходили. Он весь простреливался сверху кинжальным огнем. Отец был ранен, его я потерял, не знал, где он и что с ним стало. Лишь в 1944 году я узнал, что отец жив, а он, в свою очередь, тоже считал, что меня давно нет в живых. Когда мы вышли - заградотрядов тогда еще не было - то натолкнулись на оцепление - кто был с оружием, отделили в одну сторону, кто без оружия - в другую. Что стало с этими людьми, я не знаю. Я любил оружие и своего при выходе из окружения не бросил. У меня даже был трофейный "Парабеллум" в кармане и винтовка была. Но когда посмотрели красноармейскую книжку, где было написано, что я по национальности немец и родился в Германии, меня сразу увели в сарай. Там сидел лейтенант в форме НКВД, узбек. Он посмотрел мою красноармейскую книжку и закричал: "В армию пошел! Шпионить"! И в таком духе. Однако, ни там, ни позже меня не били. В общем, попал я, короче говоря, в хороший по тем временам лагерь - на Урале. Работал электриком на Уральском трубном заводе в Каменск-Уральске. Хлеба нам много не давали. В день 2 раза по 200 грамм, два раза - чечевичную похлебку, по 12 часов работали".
Последующие несколько лет, ничего не зная о судьбе родителей, Григорий Дутин трудился в качестве заключенного на производстве, пока случайно весной 1944 года не оказался на воле. То, что произошло после побега и до зачисления в том же году в военное училище, напрочь опровергает бытующие сегодня представления о той эпохе как о тотально жестокой и совершенно черствой к людям. Ведь нашлись абсолютно незнакомые граждане, дававшие еду изможденному, еле волочившему ноги от голода парню. Ему помогали железнодорожники, патрульные, милиционеры, военные следователи, сотрудники военкомата. Не по долгу службы, а по зову совести и доброте души, зачастую сами идя на риск, они в различных ситуациях спасали чужого, записанного, к тому же, немцем мальчишку, которому угрожало возвращение в лагерь.
Эта невероятная эпопея завершилась тем, что в новой красноармейской книжке фамилия Дутине превратилась в Дутина, национальность - из немецкой в русскую, место рождения - из Франкфурта-на-Майне - в Москву, а обладатель этого документа стал курсантом танкового училища, который в марте 1945 года отбыл в звании сержанта на Дальний Восток в составе отдельного самоходного артиллерийского дивизиона, с которым после начала войны с Японией с боями дошел до Харбина.
После войны ветеран работал электриком, стал радиолюбителем и "Почетным радистом СССР", научился самостоятельно делать телевизоры, а потом 33 года занимался их ремонтом, работая в Москве в телевизионном ателье в доме 26 на Кутузовском проспекте, где жил Брежнев, вначале радиомехаником, потом - бригадиром, начальником производства, главным инженером и директором. Затем еще работал несколько лет на военном производстве. По-немецки вновь заговорил в 1991 году, а вскоре поселился на той же самой улице и почти на том же самом месте, где родился в 1922 году...
"Мне очень везло в жизни. В 99 процентах встреч я попадал на хороших людей", - поведал в заключение ветеран, вся удивительная жизнь которого является примером торжества человечности в грозную и суровую эпоху, прошедшую под знаком войны.