Дина похожа на маленькую, сморщенную обезьянку. У нее одинаково подвижны лицо и руки, а руки у Дины всегда в работе - она крутит на шпицы расчески, раздувает феном, ровняет ножницами, выпрямляет и стягивает нежное, но своенравное полотно женских волос. Она работает по первому зову и столько времени в день, сколько есть клиентки. У нее машканта и трое детей. Старшая в армии, средний и младший разбросаны по разным классам школы. Муж ушел лет пять назад к кавказской женщине из местного отдела «Суперфарма». Сложные взаимоотношения с многочисленными братьями и сестрами и почти девяностолетние старики родители. Родители, понятно, на ней, и это правда.

Дина стрижет у себя на дому, чтобы не тратиться на дорогу и дополнительный съем. Одна-две женщины ежечасно стряхивают обрезки своего руна на пол ее «рабочей комнаты». В квартире невыветриваемый запах химической краски и жженых волос.
Я забежала, запыхавшись, на ее третий этаж и плюхнулась в кресло у окна. Достала бумажки, которые надо прочитать до завтра и бумажки, которые надо было заполнить вчера. Сижу, жду. В принципе, лучше уйти и записаться на потом. Но мне срочно, завтра на вечеринку, а на голове черт знает что и даже хуже. Впереди меня толпятся еще две посетительницы, жаждущие красоты. Одна - средних лет женщина, с головой в серебристой фольге и с сигаретой в крепко поджатых, охряных губах.
Другая, легкомысленно белокожая, приятная, как взбитые сливки, решала важный вопрос, можно ли стричься во время беременности.
С поджатыми губами была против:
- Дорогу ребенку обрезаешь - сурово осудила она.
Беременная упрямо тряхнула роскошной шевелюрой:
- У моей подруги свадьба и я хочу сделать каре.
Дина с видом эксперта весомо заметила:
- Немножко можно. Хотя у беременной все меняется. Есть особые вещества, которые выделяются только во время беременности. Например, вши. Очень часто у женщины всю жизнь ни разу не было вшей. А во время беременности раз и появились. И ведь не выведешь.
Потрясенная таким убийственным аргументом, беременная притихла.

Я отложила листки в сторону, а фольговая женщина разоткровенничалась:
- Нас четыре сестры и только у меня были вши. Мама каждый день мыла мне голову, чесала гребешком и только выпустит меня в школу, глядь, опять я со вшами. Медсестра из школы даже сказала: Рахель, если бы не три других твоих дочери, у которых такие шикарные косы и никаких жуков в голове, я бы подумала, что ты грязнуля. А мать, бедная, плакала, и каждый день мазала мне голову нефтью.
Дина опять вставила веское слово:
- Это потому, что ты рыжая Малька - вши и доход любят рыжие волосы. Зато ты и вышла замуж в дом с достатком и деньги всю жизнь у тебя водились.

Малька польщено возразила:
- Какие там деньги Дина! Сейчас уже не то. Дети – этому дай, этой подари. У нас уже восемь внуков, а магазин не приносит той прибыли. Все хотят зайти в каньон и купить все побыстрее и сразу, а если ты торгуешь в другом месте, даже настоящие вещами, а не этим китайских барахлом - клиентов нет.
- Как восемь внуков?! - вскинулась беременная. - Моран родила уже?
- Да, Слава Б-гу, мальчик ! Шуки сказал, теперь будет, кому прочитать кадиш. Для родителей лучше иметь дочь, но этим мужикам подавай только сына. Дураки, право слово. Что за ними невестки будут в старости ухаживать?! И муж мой такой же, все мне выговаривал, пока Шуки не родился. Дочки, они намного ближе к родителям. И Сарит и Галит звонят каждый день и навещают постоянно. А сынок, так, когда жена позволит, узнать, чем еще можно поживиться у стариков. Вы только послушайте, у нас сумки из настоящей кожи - по кромке и срезу сразу видно, а в каньоне продают подделки из кожзама и потом мне заявляют, что там дешевле! Дешевле! Вы видели сумку из телячьей кожи за 50 шекелей?!
Все женщины согласно покачали головами, удивляясь некрепкой мужской соображалке и дурной доверчивости покупателей.
Беременная подхватила:
- Я молилась, чтобы мне Б-г дал дочку. Мне свекровь, пока на ультразвуке не определили, все говорила: У тебя будет мальчик. А я ей - девочка. И точно девочка.

Гордая победой над свекровью, беременная зарделась красивым нежно- розовым румянцем.
- Дай Б-г, чтобы была здоровой, а кто мальчик девочка не важно - подытожила Дина солидно, как и следует хозяйке великосветского салона.
- Дина, а как родители? Привезли метапелет?
- Ой, что тебе сказать, показали нам одну - я посмотрела на нее и поняла, что она убьет мою мать. Вот так сердце сжалось и все. Я отказалась. Хотя вы знаете, как мне трудно, сделай работу дома, беги туда. А пятницы?! В 10 утра мать начинает мне звонить, что сейчас зайдет шабат и я не успею приготовить им еду. Я все бросаю и мчусь туда - иначе она все равно не даст мне минуты покоя.
Я знаю Динину мать - полубезумная упрямая старуха, распоряжающаяся Диной, как рабыней. Я смотрела ее как-то на предмет смертельных болезней и намекнула, что основная проблема там возрастное слабоумие, когда становятся требовательнее и капризнее грудных детей, жадно требующих от окружающих исполнения любого закидона.
Но в восточной семье не принято отдавать стариков в дом престарелых.

Женщины дружно вздохнули.
- У моей тети привезли метапелет из Бангладеш - она каждый день включала стиральную машину, чтобы постирать свою юбку. Тетка ей объяснила, что для одной юбки не включают машину и можно постирать потом, с другими вещами. Но у той-то одна юбка!!! Так что она учудила? Швырнула юбку на пол, вылила на нее пять ведер воды и стала топтать ногами, чтобы лучше отстиралось. Прибежали соседи снизу - их залило, прибежали соседи сбоку - их тоже залило. А потом уже сбежался весь дом – тетя так кричала от ужаса, то ей делать с этой из Бангладеша, если она задумает уже постирать и свою кофту.

Дина машет головой:
- А моему папе хотели дать из «Битуах леуми» метапелет! Чтобы помогала ему купаться. Это ж надо, он же следит за традициями, верующий человек и его будет мыть чужая женщина! Я его мою - мне можно, я его дочь, но чужая женщина!
Дина задумывается и замирает на несколько мгновений. Очнувшись, она вдруг начинает рассказ в продолжение каких-то своих внутренних мыслей.
- Я вот, помню еще про волосы. Мы когда приехали в страну - нас отправили на медицинскую проверку в карантин, мы жили в бараках и нас проверяли на заразные болезни. Какой-то врач задрал мне платье и осмотрел, нет ли у меня сыпи. Как мне было стыдно, я тогда думала, что опозорена на всю жизнь, ведь меня трогал чужой мужчина. Мне было восемь лет. А потом нас всех лечили от лишая и насильно обстригли мне и сестрам волосы и облучали голову рентгеном. Я не давалась, вырывалась, плакала, но что я могла сделать?! Волосы у меня так и не выросли потом. У сестер выросли, а у меня нет - только немного, как пух. Я с тех пор всю жизнь в парике. Даже муж ни разу не видел меня без парика. И еще я не выношу, когда трогают мою голову. Никто.
Дина резко замолчала и принялась раскручивать фольгу с рыжей Мальки.

Внезапно нахлынувшая тишина моментально заполнила комнату до краев. Динина откровенность перехлестнула все принятые обычным общением границы, и ощущение сострадания к Дине и неловкости от узнанной чужой тайны стерло, скомкало наш разговор. Казалось невозможным, сейчас не только что-то сказать, но и пересечься с кем-то взглядом.

Я по- дурацки засуетилась, и невнятно бормоча извиняющиеся фразы, выскочила наружу, почти физически ощутив прорванную паутину, сковавшую находящихся в комнате женщин. Предательский комок вскочил в горле, зажимая дыхание, и я, не поворачивая головы, стремглав сбежала по лестнице, рассыпая свои бумажки, и не пытаясь их собрать. Мне казалось, что если я оглянусь, я увижу в той комнате не Дину, а испуганную восьмилетнюю девочку, в ужасе смотрящую в зеркало на свою непоправимо обритую голову.